Мифриловый крест - Страница 137

137

— У меня сейчас и без тебя хватает, чем нагрузить разум.

— Это тебе только кажется. Все твои проблемы решаются гораздо проще, чем ты думаешь. Это твой страх мешает тебе. Представь, что страха нет, представь себе, что ты не живешь, а играешь, и сразу увидишь, что тебе станет легче. Да, ты потеряешь ощущение значимости происходящего, ты начнешь думать, что вокруг нет ничего существенного, жизнь покажется тебе бессмысленной, а потом ты поймешь…

Четырехглазый сделал долгую паузу. Я не выдержал.

— Что я пойму? — спросил я.

— Что жизнь и вправду бессмысленна. Но от этого она не перестает быть жизнью. Она не нуждается в смысле, люди любят размышлять о смысле жизни, но его нет. И это хорошо.

— Что же в этом хорошего?

— Жизнь хороша сама по себе. По определению. А если ты считаешь иначе, со временем в твоей душе поселяется ад. Не забывай, объективной истины нет, мы сами творим истину. Правда существует только в душе смотрящего.

И тут меня посетила безумная мысль.

— Кто ты, Четырехглазый? — спросил я внезапно севшим голосом. — Ты и есть тот самый единственный бог?

— Бог, называющий себя богом, не есть бог, — улыбнулся Четырехглазый. — Называй меня как назовешь, но не думай, что ты познал истину. Истину вообще невозможно познать.

— Ладно, проехали. Бог ты или не бог, раз ты такой крутой и всезнающий…

— Всезнающих субъектов не бывает.

— Не перебивай! Ты сможешь помочь мне?

— Ты не нуждаешься в помощи.

— Но я не могу…

— Решить, как быть с Леной?

— Да. Ты читаешь мои мысли?

— Нет, я просто догадливый. Решай сам, как с ней быть, только… я знаю, ты не веришь в загробную жизнь, в адские муки и все прочее, но, поверь мне, наказание за грехи бывает всегда, даже если нет бога, который мог бы тебя наказать. Потому что в твоей душе должен быть свой маленький бог, а если его нет, значит, ты страдаешь шизофренией и тебя надо лечить. Ладно, на первый раз достаточно, ты уже загрузился до предела. Не буду прощаться, потому что мы скоро встретимся. До свиданья!

Четырехглазый встал и пошел по камням. Когда он скрылся за валуном, мне показалось, что мир вокруг него изменился и поплыл. Я вскочил за ноги, бросился за ним, голова закружилась, мир поплыл вокруг меня и я с большим трудом удержался на ногах. Вот, значит, как выглядит со стороны кратчайший путь. Хотел бы я знать, куда он ведет, что означают эти фиолетовые цветы, которые на мгновение мигнули среди россыпи гималайских камней. Ладно, я еще успею узнать это, у меня теперь много времени впереди.

17

На следующий день Лена впала в депрессию. Она не пила кагор, она просто сидела перед телевизором и сосредоточенно смотрела в экран, где спортивная блондинка в джинсовом костюме жаловалась пожилому лысому мужику в строгом костюме на тяготы и лишения полицейской службы в большом американском городе. Наверное, скоро начнется стрельба. Или секс.

Я присел на подлокотник кресла и легонько обнял Лену. Она вздрогнула. Я прикоснулся к ее душе и передал приглашение прочитать мои воспоминания о разговоре с Четырехглазым. Лена бросила беглый взгляд внутрь моей души и отвернулась.

— Я больше не могу молиться, — пожаловалась она, — у меня не осталось веры.

Я сочувственно вздохнул.

— Бог договорился с Сатаной, — продолжала вещать Лена. — Бог отказался от своих планов из-за каких-то побрякушек, наделенных силой, превосходящей господню. Мой мир рушится.

— А ты уверена, — вкрадчиво поинтересовался я, — что Бомж — это бог?

— А кто? — удивилась Лена.

— Загляни в мою душу.

Лена заглянула и немного успокоилась. Но ненадолго.

— Но все-таки, кто же он? — вопросила она.

— Может, тебе стоит обратиться к первоисточнику? — предложил я. — Поговори с ним, спроси у него, он, конечно, может не ответить или обмануть, но… по любому хуже не будет.

— Да уж, хуже уже не будет, — мрачно согласилась Лена.

Тот, кого Лена называла Богом, а Головастик называла Бомжом, не ответил. Может быть, он разочаровался в своей посланнице, а может, ушел творить новые миры, честно говоря, это меня не волнует. По мне, чем меньше с ним общаешься, тем лучше.

— Мой мир рухнул, — констатировала Лена. — Я не знаю, во что верить, я не понимаю, зачем жить. Не вижу никакого смысла.

— А он нужен, этот смысл?

— Если его нет, зачем жить?

— Затем, что это приятно. Гораздо приятнее быть живым мыслящим человеком, чем не быть никем вообще. Можешь мне поверить, я был в небытии, там стоит побывать, чтобы оценить, насколько хороша жизнь.

Лена мрачно вздохнула.

— Хотела бы я думать так же, как ты. Может, мне тоже стоит побывать в этом небытии?

— Не стоит. По крайней мере, до тех пор, пока не выйдешь из депрессии.

— Если я там не побываю, я из нее не выйду.

— Тебе придется. У тебя нет особого выбора.

— Выбор есть. Я могу совершить искупление.

— Не говори глупостей! — возмутился я. — Я вчера весь вечер читал библию. Не могу сказать, что все понял, но… разве ты можешь быть мессией?

— Конечно! Бог сам передал мне благую весть.

— Разве Бомж — это бог?

— Не называй его Бомжом! Кем же еще он может быть? Может, ты скажешь, что это был злокозненный узурпатор?

— В чем был смысл первого пришествия?

— Искупление грехов человеческих.

— А смысл второго?

— Страшный суд. Точнее, подготовка к нему.

— Зачем духу божьему вселяться в человеческую душу? Как это поможет готовить суд?

— Не кощунствуй! Пути господни неисповедимы.

137