Как бы то ни было, в бляжьей слободе имела место истинно могучая волшба, в результате которой там, по слухам, полегло все живое. И это даже хорошо, потому что ту слободу давно пора было сравнять с землей, ибо никакой пользы от ее обитательниц нет уже пятый год. Потому что уже пятый год эти бабы поголовно больны заморской напастью люэсом, с тех пор, как там пережидали метель немецкие купцы, которые, как говорят, вовсе и не купцы были, а лазутчики, что перед войной военные тайны выведывают да всякие подлости учиняют. В общем, как ни крути, все, что ни делается, делается к лучшему. А монахов ночью строилось вовсе не две сотни, как показалось Афоньке, а неполных четыре десятка.
Коротая время в пустых разговорах, мы неспешно двигались к Москве. Караван включал в себя всего две двуконные подводы, доверху заполненные мешками с сахаром. Мне показалось, что девять человек, включая меня — слишком много для сопровождения такого груза, но мои новые товарищи дружно ухмылялись и с загадочными улыбками говорили, что сахар нынче в цене.
— Вы что, опиум, что ли, везете? — спросил я, не выдержав, и по вытянувшимся лицам понял, что попал точно в цель.
Сидор загадочно посмотрел на меня и поинтересовался, как я догадался до того, что они везут, раз я не владею словом. А если я владею словом, то как остался жив, произнося смертную клятву. Я ответил на это, что сравнив ценность груза и количество сопровождающих, нетрудно сделать определенные выводы, и для этого не нужно владеть никаким словом. Сидор поинтересовался, владею ли я все-таки словом или вчера наврал. Я сказал правду.
— Как посмотреть, — сказал я. — Вот если когда… ну, когда магию творишь, так сказать… так вот, если при этом ты ни одного слова не произносишь, можно ли считать, что ты словом воспользовался?
Сидор рассмеялся.
— Интересный подход, — сказал он. — А разве можно без молитвы этой твоей магией пользоваться?
— А почему бы и нет? Чем вообще молитва отличается от… ну, скажем, от хорошего стихотворения?
Никто не знал, что такое хорошее стихотворение и я продекламировал "Спокойную ночь", "Белеет парус одинокий", "Красное на черном", а на десерт "Алюминиевые огурцы". Кажется, мой авторитет поднялся на недосягаемую высоту.
Следующую ночь мы провели в Бутово. Это еще не Москва и даже не пригород, это захолустная деревенька в дне пути от столицы. Главной достопримечательностью деревни является огромный в сравнении с остальными домами постоялый двор с круглосуточным трактиром, борделем и бильярдной для благородных.
Вместе с нами коротали ночь человек пять монахов, но они заперлись в комнатах с девицами легкого поведения, в то время как мы ютились на холодном сеновале, прижавшись друг к другу, как щенки в конуре. Оказывается, местные монахи пользуют этих девиц на совершенно законном основании, ведь в святом писании сказано о безбрачии, но не о целомудрии, и не нужно путать эти два понятия.
В этом мире настоящий рай для монахов. Они бесплатно пользуются услугами гостиниц и ямов, в любом трактире их бесплатно кормят и поят, лишь самые дорогие яства составляют исключение. Монах имеет право потребовать любую женщину и ни одна женщина не вправе отказать монаху. Я спросил, как насчет государыни императрицы, мои товарищи задумались и через несколько минут оживленной дискуссии пришли к выводу, что государыня императрица все-таки является исключением. Также я узнал, что за хулу на императорский двор здесь рубят голову, а за хулу на святую церковь сжигают живьем на костре. Почему-то это меня не удивило.
Сидор где-то разжился табаком и пригласил меня покурить на крыльце. Когда мы вышли на улицу и отошли в сторону от крыльца, он спросил:
— Откуда ты взялся, Сергей? Ты ничего не знаешь о мире, ты говоришь странными словами, у тебя невиданное оружие и ты знаешь неслыханные молитвы.
— Это не молитвы, это стихи, — поправил я.
— Любой стих — молитва, — отрезал Сидор. — Откуда ты, Сергей? Где ты родился, как ты стал тем, чем стал, откуда у тебя эти пистолеты, в конце концов?
Я глубоко вздохнул и начал рассказывать. Я рассказал почти все, я только не называл имен и умолчал о планах на будущее. Но Сидор и так все понял.
— К митрополиту идешь сдаваться… — понимающе протянул он. — Может, ты и прав, когда на тебя такая облава идет… постой, так ты, что, и есть тот самый чернокнижник?
Я скромно потупился.
— Я не чернокнижник, — сказал я, — я за всю жизнь ни одной колдовской книги и в глаза не видел.
— Это неважно. Читать умеешь? Молитвы творить можешь? Духовное звание есть? Нет! Значит, чернокнижник.
— Тогда выходит, чернокнижник, — согласился я.
— Вот именно. А что там за белое сияние было?
— Черт его знает. Монахи какую-то тварь наколдовали, большую, белую и какую-то… слепящую, что ли…
— Ангел… — выдохнул Сидор и перекрестился. — Ты что, с настоящим ангелом управился?
— Не знаю, ангел это был или не ангел, — раздраженно проговорил я, — только как я его пулями нашпиговал, так он и лопнул, словно пузырь мыльный.
— А как же мертвь? Мертвь была?
— Какая еще мертвь?
— Говорят, что если ангела убить, то вокруг мертвь разливается. На целую версту вокруг все живое гибнет, а потом в нетленные мощи обращается.
Я пожал плечами.
— Что-то такое было.
— А как же ты? Почему ты еще жив?
— Есть у меня одна вещь… короче, на меня чужое волшебство почти не действует.
— Крест святой? — догадался Сидор. — Разве это не сказки? Значит, не сказки… Тогда все понятно, он тебя оберегает и он же силу дает. А сам ты словом не владеешь, правильно?