Не правда ли, интересная ситуация — у меня есть сила, но нет веры, а у нее есть вера, но нет силы. Если бы мы смогли слиться в единое сверхсущество, это решило бы все проблемы, но я совершенно не представляю, как это можно сделать. Трахнуть ее? Да, это напрашивается, но это невозможно, слишком много комплексов прячутся в ее душе, сексуальный контакт в условиях, нарушающих церковные правила, вызовет в ее душе такую бурю, что от ее веры ничего не останется. Помолиться вместе с ней о чем-нибудь общем? Вряд ли я смогу в должной степени проникнуться происходящим, ведь, как только я начинаю молиться сам, мысли окружающих становятся тусклыми и неразличимыми.
Я прошел исповедь. Оказывается, православная исповедь сильно отличается от той, которую так любят показывать в голливудских фильмах. Православный верующий не устраивает перед священником сеанс психотерапии, православная исповедь больше похоже на посещение бизнесменом налоговой инспекции. Грешил? Грешил. Как грешил? Убивал, крал… секс с незамужней женщиной — прелюбодейство? Нет? Тогда все, крал и убивал. Грехи отпущены? Отпущены. Какая епитимья? Такая-то.
Вот такая оказалась исповедь, все прошло очень быстро, просто и даже как-то пошло. Наверное, такое впечатление сложилось, потому что отец Спиридон не назначил мне никакой епитимьи. Но, по крайней мере, после исповеди все остались живы и здоровы.
Я причастился и этот обряд не вызвал в душе совершенно никакого отклика, если не считать того, что церковный кагор очень даже неплох. Я прислушался к душам других проходящих причастие и не обнаружил никаких глубоких чувств, для всех стоявших рядом со мной этот обряд давно вошел в привычку и не вызывает глубоких эмоций.
Червь сообщил, что было бы неплохо, если бы я сделал какое-нибудь доброе дело. Я поделился этой мыслью со Спиридоном, тот предложил поухаживать за бомжами, но я с негодованием отказался.
— Ты еще недостаточно проникся православным духом, — сообщил Спиридон и предложил мне сделать ремонт в подсобных помещениях церкви.
— Но я не умею! — возразил я. — Может, лучше, я мастеров найму?
— Ну, найми, — пожал плечами Спиридон, — хоть какая-то польза от тебя будет. Только не думай, что душевное спокойствие или место в раю можно купить за деньги. Богу угодны те добрые дела, что творятся лично, а то, что ты помогаешь церкви деньгами, это тоже хорошо, но…
— Не так круто?
— Гм… ну да. Пожертвование и личный подвиг — совершенно разные вещи.
— А если я не умею делать подвиги?
— Учись. Делай то, что умеешь. На худой конец, делай пожертвования, это тоже полезно. Кстати, что ты умеешь делать сам?
— Машину водить, у меня права Бэ-Цэ. В армии служил, могу… нет, это вам не пригодится.
— Грузовик отремонтировать сумеешь?
— Который перед входом гниет?
— Да.
— Да его только могила исправит! По-хорошему, надо снять с него все, что еще не сгнило, а остальное в металлолом сдать или в овраг какой-нибудь сбросить.
— Вот и займись. Считай, что доброе дело для тебя нашлось.
Как ни странно, грузовик оказался совсем не таким убитым, как можно было подумать, глядя на него издали. Да, крылья и двери проржавели насквозь, но рама и каркас кузова еще крепкие. Двигатель сильно попорчен ржавчиной, но карбюратор почти не прогнил, а это хороший симптом. Возможно, эта груда металла еще будет ездить.
Конечно, лучше всего было бы сдать этого монстра в металлолом, а вместо него купить другой грузовик, но Спиридон ясно сказал, что лучшие добрые дела — те, которые делаешь собственными руками, а не собственными деньгами. В армии мне приходилось участвовать в реанимации подобных древних монстров и я не вижу причин, почему бы не попробовать заняться этим еще раз.
Я вскрыл кастрюлю воздушного фильтра, выгреб оттуда гору разнообразной трухи, задумчиво повертел в руках пластмассовое кольцо, на котором смутно угадывались остатки гофрированной бумаги, и бросил его на землю. Надо будет потом хорошенько подмести вокруг.
Далее я снял карбюратор и долго вытряхивал из него разнообразный мусор, начиная от кусочков засохших листьев и заканчивая мышиным пометом. Кажется, мертвый грузовик стал домом для целого семейства божьих созданий. Извините, ребята, скоро вам придется искать себе другое жилище, благо церковь в двух шагах. Говорят, что церковные мыши бедные, но, думаю, бездомные мыши еще беднее церковных.
Карбюратор загажен так, что очень хочется выкинуть его и купить новый. Но это не наш путь, мы не ищем легких путей, мы будем все делать самостоятельно, от начала и до конца. Замочим его в ацетоне… нет, это потом, пока посмотрим, что творится на других участках.
Трамблер, вроде, в порядке. Свечи убиты. Радиатор давно протек. Масла в картере нет. Ходовая, на первый взгляд, в порядке, а точнее все равно ничего не определишь, пока не проедешься. Все колеса спущены. Аккумулятора нет, все-таки святой дух защищает от пионеров лишь отчасти. Кажется, пора начинать писать список требуемых запчастей.
Список получился длинным, непонятно даже, как все это сюда привезти без машины. И непонятно, где все это купить. Наверняка есть специализированные магазины, торгующие запчастями для грузовиков… или на авторынок съездить?
А ведь Спиридон был прав! Когда занимаешься чем-то безусловно полезным, состояние души становится другим. Не то чтобы это было похоже на счастье, но душу не покидает ощущение… не знаю, как это назвать… свободы, правильности предназначения, того, что ты творишь добро… нет, эти слова, будучи произнесенными, звучат надменно и выспренно, и понятно, почему — потому что чувства, выражаемые этими словами, не должны выражаться вслух, потому что иначе это будет лицемерие и фарисейство.