Мифриловый крест - Страница 107

107

В том, чтобы быть невидимым и нематериальным, есть и свои недостатки. В частности, очень неприятно находиться в людном месте — приходится взлетать под потолок и тщательно следить за тем, чтобы тело не перекрыло свет ламп, освещающих помещение. Невидимое тело вовсе не прозрачно, я не знаю, в чем тут состоит физический смысл, но на фоне яркого света невидимое тело видно довольно хорошо, у него только контуры размыты.

Мы с Боровом приехали в бильярдную заранее и мне пришлось провести на потолке почти полчаса, ожидая, пока появится посланец Лечи. Потом я чуть не потерял его, когда он выбирался из подвального помещения, проталкиваясь в толпе, к счастью, я вовремя сообразил, что могу выйти на улицу через пол и стену первого этажа. Пролезать на заднее сиденье автомобиля через багажник, не открывая его — тоже развлечение еще то, особенно противно протискиваться через бензобак, кажется, что навечно провонял бензином, хотя на самом деле никакого запаха не чувствуется. И еще очень утомительно неподвижно лежать на заднем сиденье тесной "классики", скрючившись в три погибели, потому что стоит только чуть поднять голову и она, несмотря на всю невидимость, станет отлично различима в зеркале заднего вида.

Но все плохое рано или поздно заканчивается и в конце концов убитая "семерка" припарковалась у подъезда пятиэтажной хрущобы. Маленький и плюгавый бритоголовый человечек со жвачкой во рту подхватил необычно тяжелую барсетку, захлопнул дверь, пискнул сигнализацией и скрылся в подъезде.

Это он думал, что скрылся, на самом деле за ним следовала тень, почти невидимая и почти неощутимая. Если бы он резко обернулся, он смог бы меня заметить, но он не обернулся.

На четвертом этаже восхождение завершилось. Мужичонка позвонил в дверь, она открылась и он вошел в квартиру. Я не стал просачиваться через дверь, вместо этого я проник в квартиру через стену под самым потолком. Вот он какой, Леча…

Против ожидания, Леча совсем не походил на чеченца. За год в Чечне я уже убедился, что среди чеченцев встречаются и рыжие, и даже блондины, но большинство все-таки черноволосые и с длинными носами. Леча имел совершенно русское лицо, широкое и чуть одутловатое, коротко стриженые темно-русые волосы и короткий прямой нос — ничего характерно кавказского. И ничего бандитского в его облике тоже не было — на первый взгляд то ли небогатый бизнесмен, то ли непьющий автослесарь. И говорил он совершенно без акцента.

— Здравствуй, Леча, — сказал тот, за кем я следил.

— Здравствуй. Принес?

— Принес.

— Давай сюда.

Барсетка перешла из рук в руки, Леча расстегнул молнию и обнаружил внутри толстую записную книжку.

— Все нормально, — сказал он, — можешь быть свободен.

Плюгавый человечек вежливо попрощался и ушел. Леча отправился в большую комнату, его лицо стало задумчивым.

Он аккуратно положил книжку на стол, открыл шкаф, вытащил оттуда бутылку десятилетнего грузинского коньяка и простенькую стеклянную рюмку, налил себе грамм пятьдесят, грубо нарушив законы шариата, закурил и уселся за стол. Я ожидал, что он немедленно откроет то, что лежит на столе, но он сидел, курил и смотрел в стену отсутствующим взглядом, как будто… точно! Он боится этой книжки, он по-настоящему боится того, что мог написать Усман. Интересно, что он ожидает увидеть в дневнике своего бывшего коллеги?

Я не успел подключиться к мыслям врага, потому что Леча глубоко вздохнул, залпом выпил коньяк и резко распахнул записную книжку, резко и отчаянно, как будто не просто открыл книгу, а бросился грудью на амбразуру с пулеметом. Страницы были чистыми.

Пару секунд Леча недоуменно пялился в чистые страницы, потом послюнявил палец и нерешительно потер пустые строчки. Я опустился на пол и обрел видимость.

— Не хочешь джинна — не три лампу, — сказал я.

Леча вздрогнул и тихо прошептал что-то нерусское. Его глаза стрельнули в сторону открытой бутылки и я немедленно отреагировал.

— Наливай, — сказал я. — Сейчас это тебе не помешает.

А потом я прочитал мысли собеседника и добавил:

— Не волнуйся, я пришел наказать тебя не за этот грех.

— Кто ты? — спросил Леча и подумал: шайтан?

— Нет, — ответил я, — и даже не иблис. Я человек, который умеет кое-что необычное. Хочешь меня пристрелить?

Леча все-таки налил себе коньяку. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным и его руки почти не дрожали.

— Это бессмысленно? — спросил он.

— Попробуй, — предложил я и протянул ему пистолет рукояткой вперед. — Тут глушитель, можешь не бояться, что услышат соседи.

Леча непонимающе смотрел на меня и молчал.

— Это провокация? — наконец спросил он.

Я рассмеялся, почти без усилия.

— В твоем положении глупо думать о провокациях, — сказал я.

— Действительно, — согласился Леча и выстрелил.

Он выстрелил в грудь, а не в голову, и поэтому выстрел прошел для меня почти безболезненно. Пуля с характерным визгом отразилась от стены, стукнула в дверцу шкафа, оставив большую выщерблину, улетела под кровать и весело запрыгала там, попеременно ударяясь о пол, кровать и плинтус.

Леча отложил пистолет и выпрямил голову, которую до того непроизвольно вжал в плечи.

— Кто ты? — снова спросил он. — Святой или джинн?

— А ты кто? Шахид или маньяк?

— Я шахид.

— Тогда я святой.

— А если я маньяк, то ты злой дух?

— Почему сразу злой? У вас же, вроде, бывают и добрые джинны.

— Добрые — это гурии.

— Разве гурии не бабы?

107