Мифриловый крест - Страница 40

Второй красный брат, судя по всему, отделался легким сотрясением мозга. Когда я зашел в комнату, где меня допрашивали, этот тип стрельнул глазами в сторону валяющейся на полу дубинки, но благоразумно решил не лезть на рожон. И правильно сделал.

— Ну что, оклемался, болезный? — спросил я.

— Оклемался, — мрачно проговорил болезный.

— Как зовут-то тебя?

— Степаном.

— А меня — Сергеем. Будем знакомы, стало быть.

На лице Степан явственно читалось, что новому знакомству он совершенно не рад. Я его понимаю.

— Скажи мне, Степан, — начал я, — а где это мы находимся?

— Нешто сам не знаешь? — удивился Степан.

— Не знаю.

— Матросская тишина это.

— Надо же! — удивился я. — А я думал, Донской монастырь.

Степан посмотрел на меня, как на идиота.

— А вот еще что, — спросил я, — почему у вас, монахов, у всех рясы разноцветные? У тебя с товарищем рясы красные, у пацана, что на часах стоит — коричневая, у этого, — я показал на раздетый труп, — серая была?

— Коричневая раса — послушник или чернец, стало быть, — Степан говорил с крайне удивленным выражением, видимо, он объяснял мне азы, известные здесь каждому ребенку, — черная — монах-воин, серая — монах-келейник, фиолетовая — меч господень.

— А красная?

— Красная — плеть господня.

— Палач, что ли? И много вас тут таких плетей?

— Да почитай, что вся обслуга тюремная.

— А серые — это следователи?

— Следователи носят серое или черное.

— Понятно…

Второй палач резко сел и его обильно вытошнило.

— Надо бы его вытащить отсюда, да к врачу, — сказал я, — жалко человека.

— Разве ты умеешь решетку поднимать?

— Нет. А ты?

— Кто бы мне слово доверил… Нет, не вытащить нам его. Да и зачем? Все одно не жилец.

— А если волшебством там или молитвой…

— Кто же ради него бога просить станет? Нет, Андрюшка теперь не жилец, ты его славно приложил.

— А что мне делать оставалось?

— Не дергаться. Ты уж извини, добрый человек, но ты тоже уже не жилец. Знаешь, что за убийство келейника бывает?

— Видел уже. Всю деревню вырезают.

— Вот именно. Ты бы лучше поясок от рясы взял бы да и повесился бы. Чего тебе терять, душа все равно загублена, а так родных спасешь.

— До моих родных им не добраться.

— Зря ты так говоришь. Устроят тебе зеленый лист — сам все и расскажешь. Только не будет тебе зеленого листа, для тебя и дыбы хватит, ты уж поверь мне.

— Добрый ты.

— Какой есть.

В конечном итоге мы со Степаном подтащили Андрюшку к решетке, что вызвало у Семки очередной приступ ужаса, но уже не столь впечатляющий. Привыкает парень. Я привалился к стене, палачи разместились напротив и мы принялись беседовать о всякой всячине, коротая время. Вначале я пытался что-нибудь выяснить о том, что представляет собой эта тюрьма и как отсюда выбраться, но палачи отвечали неохотно, да и сам я быстро уразумел, что выбраться отсюда можно только чудом. Интересно, почему мне совсем не страшно? Крест?

Ага, подтвердил крест, я дал твоему страху пройти сквозь тебя. Зачем тебе страх?

"И то верно", — подумал я, — "Зачем мне страх?" И рассказал палачам анекдот про влюбленную парочку, высококультурную маму девочки и вареный фаллоимитатор. История понравилась и повлекла за собой дискуссию о месте и роли фаллоимитаторов в жизни общества, и когда на лестнице зазвучали шаги, все, кроме несчастного Андрюшки, пребывали в замечательном расположении духа.

14

На этот раз по мою душу явилась целая делегация аж из семи человек. Возглавлял ее неизвестный мне щуплый седобородый монах в черной рясе и с высоким клобуком на голове. Я уже знал, что такой клобук — признак высокого чина, вроде лампасов. Несмотря на астеническое телосложение, двигался монах удивительно плавно, он сразу напомнил мне Усмана и я подумал… много чего я подумал, целый хоровод неоформленных мыслей прокрутился в моей голове, но сейчас не время думать, потому что сейчас решится моя судьба.

Черного монаха сопровождали двое предыдущих посетителей, а также целых четыре меча господних в фиолетовых рясах. Судя по тому, как Степан с Семкой вытаращили глаза при виде этой картины, ко мне начали относиться серьезно.

Дальняя решетка подпрыгнула и взлетела вверх, как будто под ней взорвали маленький пороховой заряд. Монах в черном шагнул в освещенное пространство, Семка мгновенно вытянулся в струнку, сложил руки по швам и начал рапортовать:

— Владыка! За время моего дежурства случились следующие происшествия. По приказу и в сопровождении отца Афанасия из следственного отдела брат Андрей и брат Степан, — он указал на палачей, которые тоже стояли по стойке смирно, точнее, брат Степан стоял, а брат Андрей пытался, — доставили в камеру для допросов вот этого чернокнижника. Потом отец Афанасий позвал братьев, был слышен шум драки, а потом сюда вышел чернокнижник в рясе отца Афанасия. Я поднял тревогу и сюда явились отец Амвросий и отец Авраам…

— Я докладывал дальнейшее, — перебил Семку отец Амвросий.

— Ничего-ничего, — отмахнулся владыка, — я послушаю еще раз. Продолжай, отрок.

— Отец Амвросий и отец Авраам, стало быть, — продолжил отрок, — так вот, они явились и хотели сомлеть чернокнижника, и он вроде как сомлел, но отец Авраам сказал, что он притворяется. И тогда они ушли. А чернокнижник встал, и получилось, что он и вправду притворялся. А потом он ушел и вернулся с братьями, сидел здесь и рассказывал похабные байки.