— Не помнишь? — спросил владыка, ничуть не удивившись странному выражению моего лица. — Я так и думал. Хотел бы я знать, кто она такая и чего хочет… Кстати, ты чего хочешь? Изменить мир к лучшему?
— Ну… — протянул я, — а вы, что, считаете, что ваш мир идеален?
— Нет, — честно признался владыка, — наш мир неидеален. Государь, прости господи, мудило, митрополит — мужик толковый, но сексуальный маньяк, на фронтах третий год позиционная война, силы уже на исходе, инфляция приближается к десяти процентам, немцы, по слухам, наслали на Францию чумную заразу, преступность растет, духовенство ворует, дворянство груши околачивает, крестьяне тупы и аморальны, рабочие спиваются, страна катится черт знает куда… я ничего не забыл?
— Духовенство еще и развратничает.
— А, так ты из моногамного мира? Тогда можешь добавить, что развратничает не только духовенство, развратничают все.
— Так что, — до меня наконец дошло, — я не первый? Бывали и до меня пришельцы из параллельных миров?
— Каждый год приходят один-два, но до меня добрался ты первый. Все предыдущие либо погибли в глупых схватках со стражей, либо исчезли неизвестно куда. Насколько я знаю, ты первый из пришельцев, кто сам пошел на сотрудничество с властью. Почему, кстати?
— Но это же очевидное решение! Одному против системы все равно ничего не светит, значит, надо сотрудничать. А сотрудничать надо не с рядовыми монахами, которые все равно ничего не поймут, а с верхушкой.
— Все правильно. Только пришельцы почему-то думают по-другому. В девяносто девятом один чудик ушел в лес, построил себе скит, жил там два года, терзал набегами местных крестьян, они думали, что к ним леший повадился. Потом набрела на него монастырская стража, хотели арестовать, да не тут-то было. Устроил он им волшебную схватку по полной программе, до сих пор на том месте в лесу проплешина, только деревья почему-то повалены вершинами внутрь. А крестьяне клянутся, что видели, как он потом в деревянном корыте на самое небо поднялся. В семьдесят втором другой отшельник, остроухий… как-то чудно его звали, не помню, на букву У, кажется… в общем, тоже в лесу поселился, колдовал что-то все время. И наколдовал такое, что никто и самую малость понять не может. Сам исчез бесследно, записи, что после него остались, на тарабарском языке написаны, букв там всего шестнадцать, а знаков препинания вообще нет. И чудеса всякие: свеча, что до сих пор горит, не сгорая, ящик золотой, в который, что ни положишь, все в золото обращается, колун мифриловый… это ж надо было придумать — колун и мифриловый! Ладно бы хоть топор был…
— Вроде топоры мифриловые у гномов из Средиземья, — вспомнил я знаменитый фильм.
— Оттуда тоже приходили, — оживился владыка, — в девятьсот первом, женщина одна с зелеными волосами, красивая, говорят, была, но бледная. Поселилась в деревне, оказалась хорошей травницей. Людей лечила, скотину, целебных трав целый огород вырастила. Убили ее.
— Кто?
— Тати лесные. Предводитель ихний слово знал, этим словом ее и усыпил. Потом вся ватага два дня над ней измывалась, а когда они ушли, она так и лежала во сне, пока не умерла. Только и остался от нее огород, полный трав неведомых, да сказки, что она детям рассказывала. Чудные сказки, жалко, что крестьяне ничего толком не запомнили. Еще один полурослик из Средиземья приходил, с кинжалом мифриловым с цветами загадочными, по лезвию высеченными. Только его сразу стрелой подбили, за зайца приняв. В общем, ты первый, кто еще при жизни попал в наше поле зрения.
— И что, у каждого пришельца крест был?
— Нет, креста ни у кого не было. Амулеты у некоторых были, взять, например, кинжал того недомерка, но крестов не было. А некоторые и сами колдовать умели, без амулетов.
— Но я не умею колдовать!
— Умеешь. Шторм души, например, ты сам вызвал.
— Какой шторм души?
— Когда на тебя два меча господних с булавами накинулись. Я, грешным делом, колебался, думал, может, и вправду обычный чернокнижник попался. И когда крест твой увидел, первым делом решил проверить. А крест у тебя воистину святой.
— Святой — это волшебный?
— Ну да. Святой, волшебный, магический — это одно и то же. Так все-таки, Сергей, зачем ты в наш мир явился?
— Откуда мне знать? Я же, когда к кресту обращался, не знал, что в другой мир перейду. Я только хотел шкуру свою спасти и все, ни о каких высоких материях я и не думал.
— И сейчас не думаешь?
— Не думаю.
— И правильно. Что ж, отдохни пока, соберись с мыслями, как надумаешь чего, так и поговорим. И не делай такое лицо, никто тебя в тюрьму сажать не собирается. Сейчас поедем в Донской, подберем тебе гостевую келью, поживешь пока там.
— Когда я выйду из тюрьмы, моя клятва перестанет действовать.
— Ну и хрен с тобой.
— Не боишься?
— Кого? Тебя? Думаешь, меня так же легко убить, как этих прохвостов? Выйдем на улицу, можешь попробовать, только не советую.
— Но крест нейтрализует магию!
— Только направленную непосредственно на тебя. Не спорю, это немало, со временем, я полагаю, мы как-нибудь сойдемся в учебном поединке, но сейчас ты… да, ты хорошо защищен, но твоя защита не идеальна.
— Понятно. Так, значит, я буду сидеть в этом монастыре и думать о смысле жизни?
— Дел у тебя хватит. Я хочу побольше узнать о твоем родном мире, там делают оригинальное оружие. Кроме того, твой крест тоже очень интересен. Но это не к спеху. Да и вообще, нам с тобой спешить больше некуда. Поспешишь — людей насмешишь.